Хотите расти как культурный апологет? Учитесь у Августина
Североафриканский епископ Августин Иппонский (354–430) — один из самых выдающихся мыслителей христианства. Многие считают его великим теологом, другие — мудрым пастором. В последнее время всё больше людей обращаются к Августину как к образцу понимания культуры и апологетики.
Если вы хотите расти в апологетике, позвольте мне порекомендовать вам две работы Августина, но для начала я хочу сделать несколько слов предостережения.
Где ярлыки вредят, а где помогают?
Прежде чем обратиться к Августину или любому из отцов церкви, чтобы поддержать определённый апологетический подход, было бы неплохо обратить внимание на мудрый совет Джона Кавадини по поводу ранних апологетов.
Лучше говорить о способах убеждения в контексте использования риторических приёмов и философской мудрости, чтобы люди увидели смысл в христианстве, чем искать разницу в терминах “естественного” и “мистического” богословия, которое было распространено в позднем схоластическом богословии. Возможно, наше использование такой категории как “естественное познание Бога” в качестве анахронизма привело к неведению в отношении древних стратегий убеждения и отстранённости по поводу их изучения и применения.
Перенос патристических подходов к более поздним, более систематическим, средневековым или современным школам (например, пресуппозиционная или доказательная апологетика) было бы анахронизмом, который больше запутывает, чем помогает. Но могут ли некоторые анахронизмы открыть нам глаза?
Не лишившись проблемы ярлыка, термин “культурная апологетика” может помочь нам увидеть “определённые стратегии убеждения”, которые можно использовать сегодня. Если рассматривать культурную апологетику не столько как систему, сколько как набор методов убеждения, которые настаивают на контекстуализации, нарративе и человеке как поклоннике в культуре, тогда термин “культурный апологет” может стать полезным анахронизмом для понимания Августина. Если мы посмотрим в прошлое с учётом вышесказанного, тогда с уверенностью можно сказать, что епископ из Иппона является важнейшим представителем культурной апологетики в истории церкви. Рассматривая два великих произведения Августина, проследим его вклад в развитие современной апологетики.
“Исповедь” и взросление
“Исповедь” рассказывает о том, как Августин отвергал христианство и пробовал разные подходы к жизни, прежде чем нашёл мудрость в учении Христа. Благодаря своей истории, он убеждал читателей последовать за ним в поиске хорошей жизни.
В начале “Исповеди” Августин пишет о своём детстве, в частности о том, как мать наставляла его в христианской вере, после чего он оставил церковь в поисках интеллектуальных высот. Августин рассказывает, как он распрощался с тем, что казалось ему детской религией, и присоединился к манихеям — гностической секте, которая в своём подходе к знаниям похожа на современный, крайний рационализм. Манихеи считали, что человеку достаточно использовать разум, а вера попросту не нужна.
Чтобы бросить вызов читателям своего времени, которые могли переживать подобную историю взросления, Августин опровергает этот миф неожиданным поворотом. На самом деле он вырос в тот момент, когда смирился и признал, что его юношеские взгляды были наивными. Тогда Августин признал зависимость от других, чтобы познать истину. Для понимания какой-то вещи мы все полагаемся на веру; христиане достаточно выросли, чтобы признать это.
История взросления Августина может помочь нам противостоять современным секулярным (светским) нарративам. Чарльз Тейлор описывает, как сегодня многие люди считают, что они стали взрослыми, просто избавившись от религии и живя только наукой и здравым смыслом. Таким образом, Августин рассказывает историю взросления, которая нам понятна. Он предлагает лучшую и более мудрую историю о разуме, показывая, как наше мышление зависит от доверия, как наши глубочайшие желания направляют нас по жизни и как неупорядоченная любовь сбивает нас с пути постижения истины. Августин подкрепляет свой рассказ Священным Писанием, в частности, Псалмами, историей о блудном сыне из Евангелия от Луки и первыми главами Бытия. Его работа наводит на мысль о том, как мы могли бы по-пастырски объединить различные дисциплины — экзегезу, теологию, философию, психологию и проповедь — для эффективного свидетельства сегодня.
“Град Божий” и переубеждение
Внимательное чтение трудов Августина также предупреждает нас о том, как желания и интересы наших слушателей формируются в зависимости от культурных особенностей и исторических факторов. Непосредственным поводом для написания “Града Божьего” стало разграбление Рима и спровоцированные им пасторские и апологетические волнения.
Когда Рим оказался в руинах, под вопросом оказалось не только будущее империи. Поскольку многие христиане связывали свои надежды на Царство Божие с Римской империей, разрушение Рима поставило под сомнение будущее церкви и её легитимность. После падения Рима язычники бежали в Северную Африку к Августину и обвиняли христиан в упадке империи. Эти словесные атаки усилили тревогу, которую испытывали многие христиане во время больших перемен и неопределённости.
С учётом этого, Уильям Бабкок отмечает, что Августин пишет свою главную апологетическую работу, учитывая три группы людей: (1) языческих критиков, (2) бывших христиан и (3) христиан, которые начали сомневаться под “давлением римской религиозной и политической традиции, которая представляла христианство как предательство всего, что делало Рим великим, особенно его богов”. Ответ Августина затрагивал историю, подвергал сомнению особое положение римлян и предлагал теологически обоснованный способ жить в новых условиях.
Его стратегия состояла в том, чтобы переубедить тех, кто обвинял христианство в том, что оно наносит вред благосостоянию империи и её гражданам. В первой части “Града Божьего” Августин критикует своих противников, используя их собственные источники, чтобы преподнести язычество в менее возвышенном свете. Во второй части он предлагает читателям взглянуть на библейскую историю, утверждая, что христианство обосновывает историю, человеческий опыт и материальный мир.
Библейское мировоззрение Августина позволило ему критически отнестись к социальным основам Римского общества. Благодаря мудрой оценке земных благ, теология Августина сформировала точку зрения, которая превзошла мифы и цели Римской империи. И всё же, критикуя своих противников, он не хотел их уничтожить. Августин резал, чтобы исцелить.
Библейское мировоззрение Августина позволило ему критически отнестись к социальным основам Римского общества.
Августин переосмысливает языческие чаяния, выраженные словами “мир”, “счастье” и “справедливость”, рассматривая их в контексте христианского нарратива. Например, вместо того, чтобы убеждать своих оппонентов в прекращении поисков счастья, Августин провоцирует их на переосмысление пути в достижении счастья. По его мнению, “естественные блага” нашей жизни даны лишь на время, и мы пользуемся ими, осознавая, что однажды мы лишимся их: “Поэтому жизнь, обременённая такими великими и серьёзными бедами, не может считаться счастливой”.
Проделав работу переосмысления, Августин помогает своим читателям посмотреть на счастье с другой точки зрения: “Если кто-то использует жизнь на земле в качестве направления к другой жизни, которую он горячо любит и на которую он надеется с непоколебимой верностью, тогда нет ничего абсурдного в том, чтобы назвать такого человека счастливым”.
Августин называл это “счастьем в надежде”. Его взаимодействие с человеческим желанием быть счастливым является отличительным примером стратегии убеждения. Августин вступал в диалог с основными культурными нарративами своего времени, чтобы поставить неутешительный диагноз. Однако, как хороший врач, в последствии он предлагал лекарство в качестве Иисуса Христа, чтобы успокоить своих пациентов: если они смиренно примут Евангелие, тогда их личные истории будут искуплены, а их желания будут исцелены.
Терапевтический подход в наш терапевтический век
Избегая толкования поздних апологетических трудов Августина и уделяя пристальное внимание стратегиям убеждения в “Исповеди” и “Граде Божьем”, мы получаем выгодную точку зрения, чтобы увидеть, как подход Августина можно применить в наш терапевтический и потребительский век. Ибо мы живём в то время, когда люди ищут полноты и покоя. Капитализм обещает нам помочь, но в действительности этого не происходит.
Неудачи капитализма видны повсюду. Древняя мудрость была отвергнута в пользу логики самовыражения. Личная свобода стала спасительной целью. Потребительство и популярная психотерапия имитируют способы обретения благодати. Но современные подходы по данным вопросам оставили нас в бедственном положении. Стремление к свободе личности как к самоцели привело к утрате моральной логики жертвенной любви. Наше потребительство создало сумасшедшую активность, и в моменты уныния многие задаются вопросом: “Неужели это всё, что есть в этом мире?”
Мы живём в то время, когда люди ищут полноты и покоя. Капитализм обещает нам помочь, но в действительности этого не происходит.
Сталкиваясь со смысловым кризисом, популярная психология потерпела наудачу в защите человека от разочарования и гнева. Современные эксперты по счастью говорят, что оптимизм является ключом к хорошей жизни, однако технологии, которые обещали нам контроль и досуг, каждый день напоминают нам о насилии, страданиях и смерти, с которыми нам сложно бороться. Мы не понимаем, где найти основание для надежды. Как сказал Роберт Патнэм, мы “скролим в одиночестве” и судорожно пытаемся найти свою идентичность, отвергая других и одновременно боясь отвержения другими.
Как показал Уилфред МакКлей в работе «Странное упорство вины», наша культура утратила ресурсы, необходимые для истинного прощения и возможности быть прощённым. Несмотря на современную тенденцию по отвержению Божьего суда, мы всё равно испытываем вину и стыд. Чтобы избежать этот дискомфорт, мы начинаем стыдить других. Августин хотел бы, чтобы мы работали с этими проблемами.
И всё же Августин напомнил бы нам, что наши светские друзья всё ещё ищут мира, покоя и любви, но ищут там, где этого невозможно найти. Уверенные в светском понимании благополучия, они цепляются за новые мифы и странных богов, упакованных в гиперсексуализированную рекламу с псевдотрансцендентным брендингом. Культурный апологет и последователь Августина будет критиковать бесчеловечное поклонение, характерное для нашего века, и будет противопоставлять его радостному поклонению живому Богу — истинной терапии, ведущей к истинному исцелению.
После апологетической проповеди, произнесённой по случаю приёма язычников в церковь, Августин напомнил своей пастве о том, что мы могли бы назвать “аргументом из жизни, наполненной удовольствиями”:
“Я уже говорил вам вчера, братья и сестры, и повторяю это сейчас и всегда умоляю вас расположить к себе тех, кто ещё не уверовал, ведя праведную жизнь — иначе, боюсь, вы тоже будете напрасно верить. Я умоляю вас всех, точно так же, как вы получаете удовольствие от слова Божьего, выражать это удовольствие в своей жизни. Пусть слово Божье звучит не только в ваших ушах, но и в ваших сердцах; не только в ваших сердцах, но и в вашей жизни, чтобы вы могли быть домом Божьим, приемлемыми в Его глазах и пригодными для всякого доброго дела (2 Тим. 2:21). У меня нет ни малейшего сомнения, братья и сестры, что если вы все будете жить достойно Бога, то очень скоро наступит время, когда никто из тех, кто ещё не уверовал, не останется в неверии”.
Даже будучи апологетом, который понимал важность подбора слов для разных аудиторий, Августин напоминает нам о самом мощном аргументе в любом контексте: жизни тех, кто вкусил и увидел, что благ Господь.